I am evil.(c)| In hero we trust.| Пряник должен быть в очках
Сегодня вечером буду вывозить зимние и осенние вещи из общежития. Вчера собирала и думала - блин, какие же мы, девушки, шоточницы. 3 огромных сумки - в одной - обувь, в другой - куртки/пальто, в третьей - одежда и прочие покрывала/пледы. Просматривала одежду - ведь чуть не половину ж не ношу - и нафига вот? Ээх. А еще - два пакета с книгами. Очень больших пакета. И то, все не поместилось. А еще четыре коробки с книгами стоят на работе - не несу в общагу, чтоб потом из нее не перетаскивать Напоминаю себе Плюшкина. Еще вот подумалось - это хорошо, что у меня папа в Москве работает, имеет машину и может заехать ко мне и все это забрать. Но я-то ведь не одна такая - у моих соседей примерно та же ситуация. И вот я за них теперь печалюсь - как же они все это будут однажды вывозить?.. Посреди комнаты сейчас выстроена такая прилична баррикада. Смотритя забавно, но хорошо, что спотыкаться об нее осталось недолго
I am evil.(c)| In hero we trust.| Пряник должен быть в очках
этот неловкий момент, когда ты переслушиваешь свой старый плейлист, а оно все о том же самом
You call my name I come to you in pieces So you can make me whole
Sometimes I remember the darkness of my past Bringing back these memories I wish I didn’t have Sometimes I think of letting go and never looking back And never moving forward so, there'd never be a past
Float on to the painted sky where we will be unified as I stand inside Where butterflies... Never Die милота. большая)
I am evil.(c)| In hero we trust.| Пряник должен быть в очках
503 слова. Всё те же, всё там же. Из серии, а что бы было, если... А что бы было, если из Баки еще до падения сделали Зимнего солдата. Доктор Фауст здесь из комиксов. Все плохоБаки Барнса больше нет. Его не стало задолго до того, как Стив Рождерс узнал о судьбе 107 пехотного и отправился на выручку. А все потому, что доктор Зола умеет убеждать. А может быть, кто-то другой. Иногда ему кажется, что там было два доктора. Когда они еще сидели в камере, и солдат забирали одного за другим для экспериментов – никто ведь не возвращался. Только тогда они не знали, почему. Теперь он знает. Прежде, чем уйти, доктор дает ему четкие инструкции – как себя вести, что говорить, что делать, чтобы втереться в доверие и усыпить бдительность. Он кивает. Доктор зовет его Джеймсом. Да, у него все еще остались воспоминания сержанта Барнса. Пока осталось даже его имя, потому что так захотел доктор. Но теперь он – нечто большее. Он – Солдат. У него есть миссия. И он не должен ее провалить. Со Стивом очень легко притворяться. Он слишком рад тому, что нашел, что спас, а все изменения в характере и поведении легко списывает на пытки. А потом Солдат приспосабливается. Он воюет вместе с Капитаном Америкой, спит под боком у Капитана Америки, прикрывает спину Капитану Америке. И ждет своего часа. Падение было спланировано, но, конечно же, прошло не так, как ожидалось. Солдат пришел в себя в момент, когда его волоком тащили по снегу, и удивился, что все еще жив. Потом пришла боль. Он потерял левую руку. В лаборатории доктора ему подарили новую. И сказали, что он справился. Сказали, что Капитан Америка повержен, раздавлен, и вот-вот совершит какую-нибудь глупость. И он совершает. И пропадает без вести. Солдат не испытывает по этому поводу никаких эмоций. Когда они встречаются вновь, он его сначала не узнает. Слишком много было миссий, слишком много трупов, слишком много обнулений. Но когда он слышит имя, старое имя, которым его когда-то называли – он вспоминает. И, кажется, докторов все-таки было двое. Он выполняет миссию четко, ровно и без затей. Нож входит под ребра как в масло, и растерянность и какая-то детская обида в ясных голубых глазах гаснут, подергиваясь пеленой. Капитан Америка так и не понял, что его лучший друг никогда уже не вернется. Весь вечер после Солдата что-то мучает. Что-то поднимается из глубины сознания и окатывает девятым валом. Там действительно было два доктора. Второй носил звучную фамилию «Фауст». Сержант Джеймс Бькенен Барнс, которого друзья всегда называли Баки, приходит в себя у входа в подземный бункер в 2014 году. Он дико озирается по сторонам. Последнее, что он помнит – это очень грузный высокий мужчина с окладистой бородой. Он убеждает его в чем-то. Баки не нравится то, что он говорит. Он пытается вспомнить. Ему говорят, что он должен убить Стивена Роджерса. И до того момента, как это случится, он будет Солдатом. Солдатом, не знающим ни жалости, ни боли, ни любви. Баки смотрит на свои руки. На них перчатки. На перчатках кровь. Он знает, кому она принадлежит.
Эта военная база давно заброшена, но мальчишки продолжают сюда приходить. Они давно мечтают попасть в старый бункер, но никак не могу подобрать что-то, чтобы открыть странный старый замок. После они рассказывают несколько разные истории, но все сходятся в одном – такого страшного, отчаянного, нечеловеческого крика они не слышали никогда.
I am evil.(c)| In hero we trust.| Пряник должен быть в очках
"Бумажные книги он любил с той же страстью, какую другие питают к лошадям, вину или прогрессивному року. К электронным книгам он так и не привык, ибо в них книга сокращалась до размеров компьютерного файла, а компьютерный файл — продукт для временного использования, и к тому же никогда не принадлежит тебе одному. У Джорджа не осталось ни одного электронного письма десятилетней давности, зато сохранились все книги, которые он тогда покупал. Да и вообще, разве можно придумать объект совершеннее, чем бумажная книга? Все эти кусочки бумаги — такие разные, гладкие или шершавые, под кончиками твоих пальцев. Край страницы, прижатый большим пальцем, когда так не терпится перейти к новой главе. То, как твоя закладка — причудливая, скромная, картонка, конфетный фантик — движется сквозь толщу повествования, отмечая, насколько ты преуспел, дальше и дальше всякий раз, когда закрываешь книгу".(с)
I am evil.(c)| In hero we trust.| Пряник должен быть в очках
У меня для сегодняшнего вечера только два слова - LINKIN PARK. И где-то между ними двумя я просто взял, и кончился как личность Crawling in my skin, These wounds they will not heal, Fear is how I fall, Confusing what is real...
I am evil.(c)| In hero we trust.| Пряник должен быть в очках
В общем, я не знаю, что это. Но написалось. Не вычитано.
575 слов, Стив, Баки, поток сознания, я не хотела, оно самоОн гладит его по волосам, пропуская сквозь пальцы длинные пряди. Он плачет от боли и отчаяния, слезы сплошным потоком катятся по его лицу. Ночь, милосердная ночь стирает все следы, и в темноте кровь можно принять за грязь или за неровные тени, которые отбрасывают деревья. Но он хорошо видит в темноте, и он видит кровь, она пузырится на чужих губах, заливает высокий лоб, пачкает скулы. Она повсюду, ее слишком много, и совсем нечем дышать. Ему кажется, что он оглох, вокруг нет больше звуков. Есть только липкие от крови волосы и слезы. Он понимает, что человек в его руках все еще жив только по внезапному рваному движению грудной клетки. Распахивает глаза, тянет ближе, ждет, ждет, ждет. Глаза открываются, смотрят осмысленно. – Зачем? – старый, больной вопрос, который должен быть задан. Он не ждет ответа, потому что ребра сломаны в пяти местах и пробили легкие, и он знает, что человек сейчас дышит битым стеклом. Он пытался закрывать его собой, но когда тебя окружают, это не так-то просто. Он знает, что кто-то есть здесь, вокруг, но они не подходят. Ему плевать. Он встряхивает головой. Поднимает на руки – так осторожно, как только возможно. И думает. Об одном. «Только бы успеть». Чужие руки стряхиваются нервным движением плеча. Он все еще не слышит их, не слышит никого, он просто идет, идет туда, где транспорт, чтобы можно было уложить, сесть за руль. Довезти. «Только бы успеть», – беспокойно бьется в сознании, и он, подгоняемый мыслью, ускоряет шаг. Под левой рукой неравномерно подергивается спина, но самое главное, что это трепещущее движение – все, что имеет значение сейчас. Если оно прекратится – это конец. Дошел. Никто не решается препятствовать. Он укладывает на заднее сидение, осторожно, мягко. Смотрит в лицо. Красное на белом. Белое под красным. И огромные тени под закрытыми глазами. «Только бы успеть». Машина заводится с полуоборота. Дорога ложится под колеса мерно и спокойно. Он постоянно оборачивается. Хочется, чтобы включился звук – тогда хотя бы хрипы с заднего сидения, а так – только нервно, дергано – хорошо, что нет встречных. Больница расцвечена огнями, люди снуют туда-сюда. Снова несет на руках, мягко, бережно. Каталка – кислородный баллон – люди в белых халатах. Увозят. Захлопывается дверь. Возвращаются звуки. Кто-то говорит ему, что он все еще плачет. Он даже не заметил. В виске бьется один вопрос: «Успел?..» Бессонная ночь, дрянной кофе, люди приходят и уходят, зовут с собой, но он не идет. Сидит прямо на полу, вытянув ноги вперед, и ждет. Будет сидеть, пока не получит ответ. На который из вопросов – даже сам себе ответить не может. Утром выходит доктор. Бледный, нервный, наверное, хочет курить. Кивает. Сердце в груди замирает на момент, а потом продолжает бег. «Успел». В палату не пускают долго. Бумажки заставляют подписывать. Он смотрит хмуро, но делает. Просят пока уехать, отдохнуть, потом всегда можно вернуться, позже. Нельзя – отвечает. А вдруг не к кому будет? Ни с кем не спорит – просто стоит и смотрит. Медсестра не выдерживает, машет на него рукой – иди, мол. Идет. И боится. Лицо все такое же белое, но красного больше нет. Есть трубки, проводки, куча пищащей техники. Одна рука поверх простыни, вторая под. Он хмурится – так неправильно. Подходит. Поправляет. Потом цепляется рукой за пальцы – живые, - и сжимает. Он не знает, сколько ждать, но дождется. Обязательно дождется. Так тянутся долгих три дня. На утро четвертого солнце карабкается по шторе, по его лицу, отражается в металле крепких пальцев. Ему казалось, что он все время бодрствовал, но оказывается, задремал. Открывает глаза. И смотрит в льдистую синеву. И наконец получает ответ: – Я просто хотел вернуться домой. И читает между строк: « …вернуться к тебе»
I am evil.(c)| In hero we trust.| Пряник должен быть в очках
A red river of screams underneath Tears in my eyes underneath Stars in my black and blue sky And underneath under my skin Underneath the depths of my sin Look at me Now do you see?
I am evil.(c)| In hero we trust.| Пряник должен быть в очках
Ну что, сходили на "Малефисенту") *голос за кадром* Ее можно было принять за обычную девочку. ага, конечно. Обычная девочка. С рогами
А вообще, фильм понравился. Красивый, достаточно логичный и стройный сюжетно и со слегка феминистским уклоном. Он был в разы лучше "Белоснежки и охотника", хотя мы боялись, что будет примерно то же самое. Ну, и, отрада моих глаз и свет моих очей - ворон Диаваль
I am evil.(c)| In hero we trust.| Пряник должен быть в очках
Название: Мне плохо здесь, возьми меня отсюда.(с) Автор: dear_sixsmith Бета: Ито Хироко Пэйринг или персонажи: Зимний солдат-Баки Барнс, Стивен Роджерс; Тони Старк, Наташа Романоф, Брюс Беннер, Клинт Бартон эпизодически Рейтинг: PG-13 Жанры: джен Предупреждения: Баки вернулся, он все помнит и не хочет вновь причинить кому-то вред. Стив пытается достучаться до него и привести все в хоть какое-то подобие порядка. Куча флэшбеков. Размер: предполагается миди
1.
Но до этого — целый век темноты, мерзлоты. Если б мне любить этот снег, как его любишь ты...(с)
читать дальшеНа город опускаются мягкие сумерки, зажигаются фонари, и небо дышит легким морозом. В просторной палате, выкрашенной в нежно-персиковые тона, на низкой прикроватной тумбочке мягко светится старая, потрепанная настольная лампа. Сейчас кто-то мог бы сказать, что она винтажная, но человеку, попадающему в небольшой круг ее света, она подходит как нельзя кстати.
Стив что-то бездумно чертит карандашом в старом блокноте и изредка бросает взгляд на человека, лежащего на кровати. Они нашли его двое суток назад, когда он едва-едва сросшейся правой рукой пытался избавиться от левой. Тогда Стив с ужасом подумал, что, если бы они дали ему еще пару-тройку часов, у него бы все получилось. В тот момент он смотрел потерянно и зло и даже не стал сопротивляться, когда они забирали его. Хотя Стив сильно сомневался, что в том своем состоянии он мог бы оказать хоть сколько-нибудь серьезное сопротивление. Истощенный, еле держащийся на ногах - не иначе как решил сам от себя избавиться, предварительно отторгнув все лишнее.
Стив смаргивает сонливость и вновь вглядывается в знакомые черты. Во сне Зимний солдат вовсе не кажется угрюмым и грозным, его лицо разгладилось, и он словно стал гораздо моложе. Как тогда, еще до войны. Стив хорошо помнит это время: попытки вытащить его на танцы, познакомить с очередной девушкой, а потом неудачи, которые он сам считал самым большим своим достижением, и ночные посиделки до утра, и дрожание пламени множества свечей, и мягкие черты лица лучшего друга, которые он с непонятной ему самому жадностью переносил на бумагу. Баки был живой и шумный, постоянно что-то придумывал, шутил и никогда не мог усидеть на месте.
Это было аккурат после Рождества, Стив хорошо это помнит, Баки ушел рано утром и до самого вечера где-то пропадал. Когда Стив уже собирался идти на поиски, друг все же соизволил почтить своим присутствием маленькую квартирку, которую они вместе снимали. Блестя глазами, он сообщил, что Стив - болван, а еще, что у этого болвана сегодня именины. И достал из необъятных просторов своей рабочей куртки бутылку шампанского. Глаза Стива стали похожи на два блюдца.
— Где ты это взял?
— Какая разница? У нас же праздник, так давай праздновать! — Баки снял куртку, встряхнул ее, вызвав в прихожей небольшой дождик, и повесил на вешалку. По лицу его блуждала довольная ухмылка. На дворе стояло 26 декабря.
Почему он не сделал этого на Рождество, Баки не знает. Рождество они встречали как-то сумбурно, у него дома. Его мама пыталась быть радушной и милой, но она слишком сильно уставала на работе, да и не самое богатое угощение надо было разделить на всю семью и еще не забыть о Стиве. В результате они с Роджерсом закончили вечер в углу у окна, под елкой, где Стив смотрел на рождественские шарики и штрихами переносил их в свой блокнот, а Баки смотрел на Стива. В моменты, когда друг рисовал, он становился необычайно-красивым, и, если бы сам Баки умел рисовать, он бы изобразил его точеный профиль, слегка смазанный от неровного света старой гирлянды. Но рисовать он не умеет, а потому просто смотрит, запечатлевая в памяти каждую черту.
После полуночи они еще немного посидели с его семьей, а потом попрощались и пошли к себе - маме нужно было уложить младших спать, да и ей самой не помешал бы отдых. Ничего алкогольного на их празднике не было - было бессмысленно, да и дорого. Баки тогда долго думал о том, что праздник как-то не удался, потому что, когда они со Стивом вернулись в свою квартиру, то, не сговариваясь, сразу двинулись в сторону спальни, где потом долго разговаривали в темноте, почему-то шепотом, пытаясь хоть немного уловить дух Рождества. Но все равно не вышло. И тогда Баки решил, что у них будет свое собственное Рождество, пусть и чуть позже. В старом церковном календаре, который пылился дома на шкафу, он еще до праздников вычитал, что 26 декабря - день святого Стефана, а это значит, что у Стива именины. Отдать почти все заработанные деньги за бутылку с шампанским было, конечно, не самой хорошей идеей, но Баки это не смутило - хоть раз в жизни у них должен быть настоящий праздник, Стив его заслужил, особенно после такого тяжелого года.
Они сидели на полу под своей куцей елкой, которую приобрели по случаю, и решили, что лучше такая, чем совсем никакой, и Стив с благоговением наблюдал, как Баки пытается расправиться с пробкой. Он никогда прежде не пробовал шампанское, и теперь с детским восторгом ждал чего-то необыкновенного. Баки мягко посмеивался над ним, и, когда пробка взлетела к потолку, а у Стива сделалось абсолютно детское выражение лица, Баки с серьезным и торжественным видом разлил напиток по кружкам.
— С именинами, Стив, — говорит Баки и легко ударяет своей кружкой о кружку друга. Стив улыбается.
— С прошедшим Рождеством, Бак.
Напиток взрывается пузырьками на языке, Баки довольно щурится, а Стив улыбается ему, и кажется, он ничего вкуснее в своей жизни еще не пробовал. Так они сидят целый вечер, пытаясь растянуть бутылку на как можно более долгое время, смеются, вдруг начинают драться подушками и Баки дает Стиву победить.
Алкоголь слегка туманит разум Стива, бой окончен, они снова сидят под елкой и он смотрит-смотрит-смотрит на Баки и думает, что Баки красивый. О чем он и сообщает лучшему другу, на что тот только улыбается. Стив порывается еще что-то сказать, но слова не идут, и он продолжает смотреть, и руки тянутся к блокноту, и ломаные линии ложатся на бумагу, и ему кажется, что сегодня он рисует так хорошо, как никогда.
Они ложатся спать перед самым рассветом, и в мягкой темноте комнаты Стивен шепчет осторожно, словно боясь спугнуть:
— Спасибо, Бак. Это было самое лучшее Рождество, - и ему кажется, он слышит, как Баки улыбается.
Стив усмехается и качает головой, размышляя о том, что это странно, как одновременно приятно и больно может быть от воспоминаний. Мониторы все так же тихо попискивают, возвещая о том, что с человеком, чьи показатели они фиксируют, все относительно хорошо. Стив очень хочет, чтобы он очнулся. И очень боится момента, когда это случится.
2.
А он останется — треснувшая броня, Пустой стакан, перевернутая страница. Не так ли и Бог испытывает меня, чтоб сделать себе подобным — и устраниться, Да все не выходит?.. (с)
читать дальшеОн приходит в себя от яркого света, бьющего почему-то только в один глаз. Первым инстинктом становится отстраниться, уйти от раздражителя, и он поводит плечами, но что-то не пускает. Тогда он широко распахивает глаза и дергается сильнее, пугая этим резко отскочившего от него человека в белом халате. Доктор. Он в больнице. Привязан ремнями к койке. Его зовут Джеймс Бьюкенен Барнс.
– Баки?.. – Стив стоит совсем близко, просто не с той стороны, с которой стоял врач. Растерянность на его лице мешается с чем-то еще, с чем-то, что сложно определить. В руках он держит блокнот. У него мелко подрагивают пальцы. У него раньше никогда не дрожали пальцы.
– Стив, – выдыхает Баки и внимательно следит за выражением чужого лица. В глазах Стива вспыхивает что-то, уголки губ непроизвольно ползут вверх, он роняет блокнот на пол, тут же забывая о нем, и одним слитным движением придвигается ближе к его постели. Пытается что-то сказать, но смотрит Баки в глаза и словно натыкается на невидимую стену. Там студеный холод, от которого хочется отшатнуться. Подрагивающие крылья носа и сжатые в тонкую полоску губы дополняют картину. Где-то скрипит дверь – доктор решил самоустраниться – и в наступившей пронзительной тишине звучит один единственный вопрос:
– Почему ты не убил меня, когда у тебя была возможность? – он камнем падает в эту тишину, и она расходится медленными кругами.
Баки смотрит на Стива, все так же с вызовом, у него такое чувство, что его душат, прямо здесь, прямо сейчас, он не понимает, зачем они искали его, зачем нашли, зачем забрали. Он же ведь никогда не хотел воевать, просто так было нужно, чтобы защитить маму, защитить Стива, а теперь он чудовище, монстр, и реки крови разливаются у его ног. И Стив, за которым он в огонь и воду, которого он чуть не забил до смерти, Стив смотрит непонимающе, и как-то сдувается, словно из него выкачали весь воздух, радость гаснет в его глазах, он сутулится и выглядит, как щенок, которого только что пнули. А круги все расходятся и расходятся, а они смотрят друг на друга – и молчат. Что-то с тихим треском, мягким хрустом ломается внутри. Баки закрывает глаза – Зимний солдат закрывает глаза – они оба закрывают глаза, и сейчас один неотделим от другого. И ни один из них не видит, как плачет Капитан Америка, впервые понимая, что он потерял.
Это случается, когда он говорит Стиву, что собрался в призывной пункт. Роджерс не подает виду, что злится, что обижен, но стиснутые кулаки, красные пятна на лице и резкий приступ кашля выдают его с головой. Баки думает, что он, наверное, даже имеет право обижаться, но это глупо, и Стива ведь все равно никогда не призовут, а он, Баки, сможет сделать свой вклад в общее дело, постараться помочь тем, кто пытается не пустить врага к его матери, брату, сестрам, кто пытается не пустить врага к Стиву.
До самого вечера Стив молчит и делает вид, что не замечает ничего вокруг. Он сидит, уткнувшись в свой блокнот и усиленно что-то там черкает. Все попытки заговорить с ним сходят на нет, и теперь уже злиться начинает Баки. Он знает, что прав, знает, что ему не за что извиняться, но при этом абсолютно не представляет, как себя вести, потому что Стив никогда раньше на него не обижался. Баки фактически ходит кругами, не зная, как подступиться, и когда на очередную его попытку завязать разговор в ответ ему слышится только шуршание карандаша по бумаге, он подходит к лучшему другу, вздергивает его на ноги и легонько встряхивает. Голова Стива болтается из стороны в сторону, и он испуганно смотрит в ответ на такое бесцеремонное обращение.
– Стив, ну что ты хочешь, чтобы я тебе сказал? Ты ведь и сам уже ходил, но, в отличие от меня, даже не предупредил об этом! Ведь если бы тебя взяли, ты бы разве отказался? – еще немного, и Баки сорвется на крик. Стив отводит глаза.
– Прости, я… Ты не думай, я не обижаюсь, просто… тебя ведь возьмут, ты вон какой, а я останусь, а ты там… – дальше Баки не слушает, потому что замечает, как по щекам Рождерса текут слезы. Стив же никогда не плачет, даже когда какие-нибудь придурки избивают его на улице, даже когда он сам, от пущей неуклюжести, падает и разбивает себе нос или колено. Никогда. А потом Барнса накрывает – дело ведь не только в том, что Стив тоже хочет на передовую. Дело в том, что он отчаянно боится, что останется совсем один, что Баки уйдет и никогда не вернется. У него ведь больше никого нет. А Баки так привык сам вечно за него волноваться и вытаскивать из всяких передряг, что ему и в голову никогда не приходило, что за него, оказывается, тоже можно переживать.
Баки сгребает Стива в охапку и прижимает его голову к своей груди. Рубашка быстро промокает. Рождерс плачет беззвучно, только худые плечи мелко подрагивают. Успокоившись, он отстраняется сам и внимательно смотрит Баки в глаза. Так, словно хочет прямо сейчас насмотреться, запомнить навсегда.
– Ты прости, я не хотел, чтобы так… – и голос у Роджерса почти совсем не дрожит.
– Придурок, – беззлобно говорит Баки в ответ, – ничего со мной не случится. Вернусь – будешь встречать меня, как верная женушка, – на этих словах Стив сердито пихает его в плечо, но уже улыбается. – Если еще возьмут.
– Возьмут, – Стив хмурится, – не могут не взять.
Баки пугает уверенность и какая-то обреченность в его голосе, но он не подает вида.
Весь вечер они разговаривают, не вспоминая о недавнем срыве. В воздухе витает легкое напряжение, но они демонстративно не обращают на него внимания. Стив внезапно просит Баки попозировать ему, и Баки сидит совершенно спокойно, впервые представляя собой идеальную модель.
Когда они ложатся спать, в темноте Стив порывисто хватает его за руку и пожимает. Очень крепко.
Утром Баки идет в призывной пункт.
На просьбу отвязать его от кровати Стив отвечает отказом. На это Баки изгибает губы в какой-то горькой усмешке и говорит:
– Не волнуйся, калечить себя не стану. Не пускать же все ваши труды по ветру.
Стив едва ощутимо вздрагивает. Где-то на задворках сознания Зимний солдат равнодушно пожимает плечами. Баки пытается повторить за ним, ремни мешают, и что-то цепляет внутри, заставляет нервничать. Роджерс молчит и внимательно разглядывает его. Смотрит прямо в глаза, пытаясь там что-то отыскать. Совсем как тогда, в той, другой жизни, когда он заранее начал провожать его на войну. Баки морщится, как от зубной боли. Старая жизнь ощущается фантомной конечностью, новая – крепким металлом. Он знает, что это неправильно, но ничего не может с собой поделать.
– Он не вернется, – говорит Баки, и сам почти верит в свои слова.
– Ты уже вернулся, – возражает Стив. Значит, что-то углядел все-таки.
– Если тебе так больше нравится. – Баки закрывает глаза, всем своим видом давая понять, что разговор окончен. Он слышит тихие шаги. Стив поднимает блокнот и усаживается в кресло.
– Нет, а правда, почему не убил? – необходимость получить ответ на вопрос слишком сильна, чтобы отказать себе в этом. Даже не открывая глаз, Баки знает, что Стив хмурится.
– А сам-то ты как думаешь?
– Дурак ты, Роджерс, – это последнее, что слышит Стив от Баки в этот вечер.
Чуть позже приходит Тони. Как всегда язвит, деловито интересуется, как дела у пациента, и обещает зайти попозже, когда Барнс станет более сговорчивым. Баки спит. Стив остается. Он всегда остается.
I am evil.(c)| In hero we trust.| Пряник должен быть в очках
Хочется пофлэшмобить
Флэшмоб
Правила: 1. Вы даете мне три названия несуществующих книг. 2. Я пишу, о чем была бы эта книга. Или пишу отрывок из книги с таким названием. 3. Даю три названия желающему.
I am evil.(c)| In hero we trust.| Пряник должен быть в очках
Сходила еще раз на Людей Крестиков. Все вроде уложилось в голове окончательно. "Ты на кислоте. Тебе дали плохую кислоту. А вообще, на самом деле все это сон. Внутри сна" В общем, самая большая печаль была в том, что при первом просмотре я не заметила фотографии мертвого Банши. А теперь - заметила А Эрик все такой же мудак. И все как-то слишком Рейвен-центрик И окончательная мысль, посетившая меня - это было хорошо, но Первоклашки были лучше.
и у меня все равно все еще истерика от Капитана Америки